Варвара после разговора с Гренлахой не один день кряду ходила сама не своя. Пуще всего ее жег стыд.
« Зачем я ему так-то?! Сразу про сына, сразу себя ему на шею вешать? - казнилась она. - Любому о таком спустя много лет скажи- вряд ли поверит. А я, дура, еще выспрашиваю: счастлив ли без меня, помнит ли? Да он и думать обо мне забыл давным-давно! Живет себе человек, а тут я выискалась. Первая любовь, видишь ли! Навязалась...»
Но Варваре было все-таки обидно и больно, что Гренлаха так шустро и шумно отрекся от сына. Испуганный и ошарашенный Григорий, выставивший перед собой, будто для защиты, ладони, все время стоял теперь перед глазами...
Прошло две недели. Иван по-прежнему жил у матери, и Варвара, в другое время давно бы пригнавшая муженька в свой дом, к свекрови не шла, что-то удерживало ее.
« Хорошо Музке! Вот бы бойню там учинила, долго бы помнили!» - не раз с сожалением подумала Варвара, обряжая в хлеву скотину.
Вовка в последние дни стал как-то странно поглядывать на мать. Тоже гусь, чадо неразумное! Девок в Городке нет, спутался с разведенной бабенкой да еще и с ребятами. Та с брюхом нынче ходит, каким ветром надуло - неведомо: не один, поди, Вовка к ней по ночам шастал. Прежде сынка Варвара удерживала: не торопись жениться, стерва какая-нибудь попадет, намаешься. А времечко-то минуло, не заметили: Вовке много за тридцатник перескочило. Будет ли он теперь мать слушать, а все равно для нее - ребенок.
«Что-то таит в себе да не знает как начать», - насторожилась Варвара, но с расспросами к сыну приставать не стала, сам, коли надо, скажет.
И вправду Вовка, потупясь, спросил:
- Мам, тут один мужик в городке появился, по кличке Гренлаха. Ты его знаешь?
Варвара в ответ промолчала.
- Люди разное про него треплют да и он сам, - усмехаясь, продолжал Вовка. - Будто он мне...отец?
Сын, наконец, поднял глаза на мать, и Варвара поспешно отвернулась, не в силах выдержать его вопрошающий, исподлобья, взгляд.
- Мало ли чего у нас мелют. Наврут с три короба, только уши развешивай! - проговорила Варвара, чувствуя как запылали щеки.
Она ждала этого вопроса, готовилась к нему, но сейчас смешалась и, не добавив ничего больше к сказанному, торопливо вышла из комнаты...
Поздним вечером Варвара, услыхав чьи-то крики во дворе дома, выглянула в окно и обомлела. Под фонарем у калитки стояли в обнимку, покачиваясь и горланя пьяную песню, Вовка и... Гренлаха.
Вовка, вывернувшись из Гренлахиных объятий, сделал пару нетвердых шагов и повалился. Гришка остановился над ним, качаясь на широко расставленных ногах:
- Сын мой! - тыкал он пальцем в пытавшегося встать на карачки Вовку. - Я к тебе столько лет шел, столько лет тебя искал. И нашел-таки тебя, дорогой сыночек... - Гришка зычно икнул. Он откровенно любовался звучанием своих слов. - Я увезу тебя отсюда, дорогой мой сынуля, в настоящий город. Там ты будешь ба-альшим человеком, богатым, моим наследником будешь. Как сыр в масле кататься! Во! - Гренлаха для пущей убедительности ввернул поговорку, не вдруг пришедшую на ум.
Вовка в ответ безмолвствовал, похоже, собираясь прикорнуть на земле.
Варвара опомнилась и выбежала из дому:
- Сволочь, гад, что ты над парнем-то сделал ?!
Она что есть силы оттолкнула Гренлаху, и тот стремительно плюхнулся на задницу невдалеке от Вовки. Пока Варвара волокла стонущего и невнятно бормочущего сына в дом, Гренлаха, не пытаясь встать, недоуменно пучил ей вслед глаза.
- Зачем мне такая жизнь! - зарыдала в голос Варвара, завалив полубесчувственного сына на диван и стягивая с ног его извоженные в грязи сапоги. Справившись с обуткой, она опустилась на стул рядом с диваном и долго не могла успокоиться.
Варвара словно бы очнулась, поспешив вытереть рукавом слезы, от чьего-то тяжелого пристального взгляда ей в затылок. Она вспомнила про Гренлаху, но продолжала сидеть не оборачиваясь.
Григорий грузными шаркающими шагами подошел к ней и положил свои ладони ей на плечи. Варвариному затылку даже жарко стало от его шумного, с присвистом, дыхания. Варвару обволокло облако сивушного духа, она задохнулась в нем и, зажав ладонью нос, вскочила со стула.
- Варя, Варенька! - как можно нежнее заворковал пропитым хриплым баритоном Гренлаха. - Ты посмотри сынок-то какой у нас славный?! - кивнул он на растянувшегося на диване Вовку. - На меня похож очень. И на тебя тоже. Не ожидал, не ожидал , что сын такой взрослый у меня. Спасибо тебе, Варенька, что воспитала его... Как вы тут, наверное, бедствовали без меня?! Ну, ничего, я теперь здесь, законный Володькин отец, в обиду вас не дам...
Варвара слушала Гришкину речь вначале оторопело, потом все с большим волнением, а под конец разозлилась. Она оторвала от щелей в полу взгляд и уставилась на Гренлаху.
Он растолковал это по-своему:
- Варя, я же тебя всю жизнь любил! - он опять шагнул к ней, попытался обнять за шею, но руки его соскользнули и больно ударили Варвару по грудям.
Звонкая оплеуха, от какой бывало и пьяный Иван еле удерживался на ногах, пунцовея подбитой щекой, Гренлаху отбросила к стенке. Он долго тряс головой, силясь осознать неведомую ему перемену в Варваре, пока его не осенило:
- Это ты от гордости своей, скажи, Варя? Верно? Думаешь, я вознесся высоко там, в городе, так и унижаю тебя? - Гренлаха вновь приближался к Варваре, но осторожными выверенными мелкими шажками, видно, собираясь в случае чего проворно отскочить. - Хотите, я у вас тут навсегда останусь? Лети все там, в городе, прахом! Да и лететь-то особо нечему. - Гришка помолчал, вздохнул, махнул рукой. - «Директором» платного туалета я на вокзале работаю, такой вот коммерсант!.. Телеграмма, что бабка умерла, не знаю как меня и нашла. А я дорогу сюда, на родину, забыл. Еле нашел, приехал... Не знаю, где и бабка похоронена, при каком-то, говорят, дурдоме. Хорошо хоть добришка после нее осталось, было на что погулять. Только и всего... А я тепла хочу! Понимаешь, Варя, тепла!
Он шагнул к Варваре и опять попытался робко обнять ее:
- Варя, оставь ты Ваньку! Зачем тебе этот лапоть и Володьке неродной отец? А, Варь?.. Неужели в тебе с той поры ничего не осталось? Помнишь, Варь?..
- Не надо, Гриша, уходи! Раньше думать было надо! - Варвара, отворачиваясь, отталкивала его. - Уйди, ради Бога! Добром прошу!
- Козел старый! А ну пошел вон!
От этого крика оба вздрогнули. Вовка, вероятно представлявшийся Гренлахе бесчувственным поленом, оклемался и, недоуменно хлупая ресницами, смотрел на обнимавшихся мать и Гренлаху. Поскольку с места никоторый из них не сдвинулся - застыли они, как к полу примороженные - парень со злющим выражением на мятом лице, порываясь встать, сбросил босые ноги с дивана. Кое-как поднявшись, Вовка недолго удерживал равновесие, как подкошенный рухнул ничком.
Варвара и Гришка одновременно бросились к парню.
- Убирайся, убь-ю! Паскуда! - выл, хлюпая разбитым носом , Вовка. Руки его с растопыренными пальцами шарили по полу в поисках уразины.
- Сынок, успокойся! ! Веди себя прилично, как твой папа! - попробовал урезонить Вовку, растерянно ухмыляясь, Гренлаха, но в тот момент парню подвернулась под руку выкатившаяся из-под дивана порожняя бутылка, и он, радостно взвизгнув, сжимая ее за горлышко, поднялся на колени.
Гренлаха, не сводя глаз в Вовкиной руки, попятился к двери, бормоча:
- Я еще как-нибудь зайду, Варя... Вот характерец у сынка, весь мой. Пить нельзя ни капли... Так я зайду?
- Гриша, уходи ради Бога! - взмолилась Варвара.
Замешкавшегося Гренлаху едва не настигла бутылка, со звоном разбилась об дверной косяк над его головой.
- Мама, не пойму я! - уткнулся Варваре в колени Вовка. - Все говорят в Городке, что Гренлаха - мой отец. А сегодня подошел он ко мне на улице. Мол, выпить, поговорить надо. А потом, потом... - Вовка пьяно всхлипнул. - Я, говорит, твой родной отец, здравствуй, сынок!.. Мама, а батя тогда кто же?
- Батя? Он тебе и есть батя, - спокойно проговорила Варвара. На нее нашло странное спокойствие, и она удивлялась ему. Еще минуту назад, совершенно растерянная, она металась между Вовкой и Григорием, а теперь, сидя на стуле, неторопливо и нежно перебирала кудри прильнувшего к ней сына. Единственное, что заставляло Варвару подергивать уголками губ и от чего неприятно покалывало сердце - это впервые увиденное ею искаженное настоящей злобой лицо Вовки, который - она была уверена - и мухи-то не обидит, даже худое слово не посмеет сказать. А уж напиться вусмерть?!.
«Откуда в нем такое? - задавала себе вопрос Варвара и с горечью сама же отвечала. - От нас. Чему ж тут удивляться!»
Она посмотрела в окно и там, на дороге, под тусклым кругом неверного света фонаря, тонущем в промозглой пелене дождевой мороси, различила скрюченную фигуру Гренлахи. Он курил, пряча сигарету в горсти, и поглядывал на окна. То ли дождь пуще полился и погасил огонек, то ли Гренлахе стало ясно, что назад его не позовут, он, еще глубже вжав голову в поднятый воротник и горбясь, неуверенными шагами медленно побрел по улице.
Варвара, не шелохнувшись, смотрела ему вслед... Прежде, все минувшие годы, постоянно думалось ей о Гришке. А теперь она поняла, что осталось лишь сожаление о давно прошедшей молодости, о наивной полудетской любви. И больше ничего. Остался в памяти не сам человек, а только далекий образ его, живущий в ушедшей навсегда юности, холодный и несуществующий призрак, который Варвара так бережно лелеяла. Все прошло, все кончилось и никогда не вернется.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Коллектор - Иван Борисов Рассказ-аллегория написан, исходя из проповедей моего пастора.
Написан он от первого лица, чтобы читатель мог поставить себя на место действующего лица. Также, на протяжении всего сюжета не произносилось ни одного слова. Это прообраз того, что грех начинается с мысли.
